Инфекции, передающиеся клещами, требуют постоянного эпидемиологического и клинического мониторинга [1-4]. Несмотря на тенденцию к снижению общей заболеваемости, сохраняются тяжелые формы болезни, летальные исходы, инвалидизация [5-10]. Клещевой вирусный энцефалит (КВЭ) остается одной из самых актуальных природно-очаговых инфекций [11-19]. В 2018 г. в России было зарегистрировано 1727 случаев КВЭ (1,18 на 100 тыс. населения), показатель заболеваемости в Тюменской области составил 5,71 на 100 тыс. населения. Преобладающей формой клещевого энцефалита является лихорадочная (42-64%) [1-10]. Особенность КВЭ заключается в развитии в некоторых случаях ацикличного (двухволнового) течения, которое у детей встречается в 1,5-2 раза чаще, чем у населения старше 18 лет [1-10]. Наличие иммунной дисфункции в анамнезе до развития острого инфекционного заболевания может модифицировать клиническую манифестацию болезни [20].
Цель исследования - изучить особенности клинической манифестации при лихорадочной форме КВЭ у детей школьного возраста в зависимости от характера течения и наличия клинических признаков иммунных дисфункций в анамнезе.
Материал и методы
Под наблюдением находились 30 детей от 7 до 14 лет с острым КВЭ (лихорадочная форма). Критерии включения: подтвержденный диагноз КВЭ, лихорадочная клиническая форма, отсутствие микст-инфекций, передающихся при присасывании клеща.
В зависимости от наличия клинических признаков иммунных дисфункций в анамнезе (рецидивирующий инфекционный синдром) пациенты были разделены на 2 группы: 1-я - дети без отягощенного анамнеза (n=18); 2-я - дети с клиническими признаками иммунных дисфункций в анамнезе (n=12). Проявлениями рецидивирующего инфекционного синдрома в анамнезе были рецидивирующие и хронические заболевания ЛОР-органов (повторные гнойные отиты, тонзиллиты) (n=3), повторные респираторные вирусные инфекции, типичные, затяжные и/или с осложнениями в течении (n=9).
Диагноз КВЭ обосновывали данными эпидемиологического анамнеза, клинической картины заболевания, лабораторными данными и подтверждали обнаружением IgM-антител к вирусу клещевого энцефалита в сыворотке крови методом иммуноферментного анализа (ВектоВКЭ-IgM, "Вектор-Бест", Новосибирск).
Полученные данные были подвергнуты статистической обработке с помощью пакета прикладных программ Windows XP (Excel), Биостатистика для Windows v. 4.03. Определяли основные статистические характеристики: средняя величина (M), стандартная ошибка средней (m), относительная величина (p), стандартная ошибка доли (sp). Сравнение двух средних проведено с помощью t-критерия Стьюдента. Значимость различий долей (рф) вычисляли по методу углового преобразования Фишера (ф). Различия считали статистически достоверными при p≤0,05.
Результаты и обсуждение
Цикличное течение КВЭ наблюдали у 21 (70,0%) из 30 пациентов с лихорадочной формой болезни, ацикличное (двухволновое) - у 9 (30,0%). Цикличное течение болезни отмечено преимущественно у детей без отягощенного анамнеза [15 (71,4%) из 21 пациента], а двухволновое течение было у 12 пациентов (по 6 человек в каждой группе).
Цикличное течение лихорадочной формы КВЭ развивалось в среднем через 6,8±1,2 дня после присасывания клеща (от 2 до 29 дней). Достоверных различий в длительности инкубационного периода у пациентов 1-й и 2-й групп не наблюдали (9,6±1,6 дня у детей 2-й группы против 5,3±1,2 дня у пациентов 1-й группы, р>0,05). Дети поступали в стационар в среднем на 2-3-й день болезни.
Анализ данных показал, что для всех детей с лихорадочной формой КВЭ был характерен общеинфекционный синдром (см. таблицу). Болезнь начиналась остро, с повышения температуры тела, которая у детей 1-й группы достигала более высоких значений. У пациентов 2-й группы отмечали более низкую (у 83,3±15,2% была субфебрильная температура), но длительную по времени температурную кривую (5,2±1,1 против 3,1±0,4 дня у детей 1-й группы, р<0,05), сопровождающуюся у 1/3 пациентов ознобом, и в 10 раз чаще после нормализации температуры тела отмечали непостоянный субфебрилитет (см. таблицу).
Одновременно с лихорадкой появлялись другие признаки интоксикации. У детей без признаков иммунных дисфункций в анамнезе отмечали симптомы, не зарегистрированные у детей 2-й группы: сонливость, миалгии, боль в глазных яблоках, нарушение сна, гиперемию кожи лица, боль в животе, диарею (см. таблицу). В симптоматике, которая была характерна для детей обеих исследуемых групп, выявлены достоверные различия более частой встречаемости у пациентов 2-й группы таких симптомов, как головная боль, вялость, слабость, бледность кожных покровов, гепатомегалия, полиаденит (см. таблицу).
Регионарную к месту присасывания клеща лимфаденопатию в 2,5 раза чаще регистрировали у пациентов 1-й группы. Длительность синдрома интоксикации была достоверно больше у детей из 2-й группы (6±1,1 против 3,7±0,5 дня у детей без отягощенного анамнеза, р<0,05).
Одним из характерных признаков течения болезни был катаральный синдром, который отмечали у 2/3 пациентов обеих групп. У детей с клиническими признаками иммунных дисфункций в анамнезе (2-я группа) выявляли более разнообразные жалобы и объективные признаки этого синдрома: чаще встречались кашель, явления ринита, боль в горле, гипертрофия нёбных миндалин (см. таблицу). Катаральный синдром дольше сохранялся у иммунокомпрометированных пациентов (8,9±1,8 против 6±0,5 дня у детей без отягощенного анамнеза, р<0,05).
Неврологическая симптоматика для острого периода лихорадочной формы КВЭ нехарактерна (см. таблицу). Она проявлялась в виде горизонтального нистагма и равномерной гиперрефлексии у небольшой части детей (1/3), как правило, на высоте интоксикации и была связана с неблагоприятным преморбидным неврологическим фоном.
Ацикличное (двухволновое) течение лихорадочной формы КВЭ наблюдали в 30±8,37% случаев (n=9). Первая волна характеризовалась короткой лихорадкой, немногочисленными симптомами интоксикации, легкими катаральными явлениями со стороны верхних дыхательных путей.
Повышение температуры тела отмечали у всех пациентов: у детей 1-й группы до более высоких показателей (у всех на фебрильных значениях), у 2-й - фебрильные значения только в 50±20,4% случаев. Лихорадочный период более длительным был у пациентов 2-й группы (4,7±0,6 против 2,7±0,3 дня у детей 1-й группы, р<0,05).
Симптомы интоксикации наблюдали не у всех детей (у 75% пациентов 2-й группы и у 30% 1-й группы). Наиболее часто пациенты предъявляли жалобы на головную боль (33,3% детей 1-й и 83,3% пациентов 2-й группы) и вялость (33,3% детей 1-й и 66,7% пациентов 2-й группы). У 16,7% наблюдаемых детей 2-й группы кратковременно регистрировали кишечный синдром (боль в животе, тошнота, рвота, 1- 2-кратная водянистая диарея). Средняя длительность симптомов интоксикации у детей с признаками иммунных дисфункций в анамнезе была выше (4,3±0,6 против 2±0,6 дня у детей 1-й группы, р<0,05).
Катаральные явления со стороны верхних дыхательных путей у детей 1-й группы отсутствовали; у пациентов 2- й группы они отмечены только в 50% случаев: кашель у 16,7±15,2%, заложенность носа, боль в горле у 33,3±19,4%, гиперемия зева у 50±20,4%, зернистость задней стенки глотки у 16,7±15,2%. Длительность катарального синдрома была короткой и составила 3±1,7 дня.
Период апирексии у детей 2-й группы составил 10,2±2,6, у пациентов 1-й - 7±1,2 дня (р>0,05).
Вторая волна болезни характеризовалась выраженной температурной реакцией - у большинства пациентов обеих групп она превышала 38 °С. Более высоких значений она достигла у пациентов 1-й группы (у 66,7±27,2% на умеренно фебрильных и у 33,3±27,2% на высокофебрильных значениях). У детей 2-й группы в 33,3±19,3% случаев сохранялась субфебрильная температура, в 50±20,4% случаев умеренно и лишь в 16,7±15,2% случаев высокофебрильная. Во всех случаях повышение температуры тела было быстрым и сопровождалось ознобом. Длительность лихорадки в 2 раза превысила таковую при первой волне болезни и была более продолжительной у пациентов 2-й группы (8,2±0,8 дня против 4,7±0,3 дня у пациентов 1-й группы, р<0,05). У 30% детей 2-й группы сохранялся длительный субфебрилитет.
Во время второй волны лихорадки симптоматика была более разнообразной: головная боль (100%), вялость (83,3% в 1-й группе и 66,7% во 2-й группе), снижение аппетита (83,3% в 1-й группе и 100% в 2-й группе), тошнота (50% во 2-й группе), рвота (33,3% в 1-й и во 2-й группе), кишечный синдром (16,7% во 2-й группе). Длительность периода интоксикации у детей 2-й группы была больше (10,2±1,1 против 6±1,2 дня у 1-й группы, р<0,05).
Катаральный синдром характеризовался меньшей выраженностью, чем в первую волну лихорадки, - отсутствовали субъективные признаки. У 75% пациентов отмечали лишь гиперемию ротоглотки (у 66,7±27,2% в 1-й группе и 83,3±15,2% во 2-й группе). Выявлена тенденция к большей длительности катарального синдрома у детей 2-й группы (6,4±1,7 против 4,7±0,3 дня у детей без отягощенного анамнеза, р>0,05).
Неврологическую симптоматику (горизонтальный нистагм) наблюдали только во 2-й группе у 50±20,4% пациентов.
Таким образом, проведенное исследование показало, что лихорадочная форма КВЭ у детей школьного возраста имеет особенности клинической симптоматики в зависимости от характера течения и наличия признаков иммунных дисфункций в анамнезе. У детей с клиническими признаками иммунных дисфункций в анамнезе отмечены более низкая и длительная температурная кривая, остаточные субфебрильные волны, длительные явления интоксикации и катарального синдрома. Пациенты без отягощенного анамнеза имели манифестную, динамичную клиническую картину болезни.
Конфликт интересов. Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Литература
1. Скрипченко Н.В., Вильниц А.А., Скрипченко Е.Ю., Иванова М.В. и др. Нейроинфекции у детей в современных условиях // Практ. мед. 2017. Т. 111, № 10. С. 7-15.
2. Волкова Л.И., Ковтун О.П., Галунова А.Б. Клиника острых и хронических форм клещевого энцефалита на Среднем Урале // Вестн. Уральской гос. мед. акад. 2010. № 21. С. 59-69.
3. Ковалев Д.Д Феоктистова Н.О. Клинико-эпидемиологическая характеристика клещевого энцефалита на современном этапе. Medicus. 2016. Т. 12, № 6. С. 46-47.
4. Аитов К.А., Бурданова Т.М., Верхозина М.М., Демина Т.В. и др. Клещевой энцефалит в Восточной Сибири: этиология, молекулярная эпидемиология, особенности клинического течения // Инфекционные болезни: новости, мнения, обучение. 2018. Т. 7, № 3. С. 31-40.
5. Будник В.А., Горькая И.С., Юндунова Р.А., Чупрова Г.А. Клиникоэпидемиологическая характеристика клещевого энцефалита // Медицина завтрашнего дня. Чита, 2018. С. 194-195.
6. Казанцева Е.Д, Казанцев А.Ю., Петрова А.Г., Кириллова Т.А. Структура и особенности клинической картины клещевых инфекций у детей Иркутской области // Acta Biomedica Scientifica. 2019. Т. 4, № 1. С. 26-30.
7. Любезнова О.Н., Бондаренко А.Л. Клинико-эпидемиологические аспекты клещевого энцефалита в эндемичном регионе европейской части России // Журн. инфектологии. 2016. Т. 8, № 2. С. 32-39.
8. Бондаренко А.Л., Попонин Н.М. Клинико-эпидемиологическая характеристика клещевого энцефалита в Кировской области на современном этапе // Инфекц. бол. 2019. Т. 17, № 1. С. 124-130.
9. Ладыгин О.В., Быков И.П., Романенко В.В., Чистякова Л.Г и др. Анализ заболеваемости клещевым энцефалитом на Среднем и Южном Урале за период 2011-2015 гг. // Национальные приоритеты России. 2016. Т. 22, № 4. С. 41-44.
10. Погодина В.В., Щербинина М.С., Скрынник С.М., Бочков Н.Г и др. Эпидемиологическая ситуация по клещевому энцефалиту и вакцинопрофилактика в Курганской области (1983-2017 гг.) // Эпидемиол. и вакцинопрофилактика. 2018. Т. 17, № 4. С. 101.
11. Honig V., Svec P., Halas P., Vavruskova Z. et al. Ticks and tick-borne pathogens in South Bohemia (Czech Republic) - Spatial variability in Ixodes ricinus abundance, Borrelia burgdorferi and tick-borne encephalitis virus prevalence // Ticks Tick Borne Dis. 2015. Vol. 6, N 5. P 559-567.
12. Kaiser R. Tick-borne encephalitis // Nervenarzt. 2016. Vol. 87, N 6. P 667-680.
13. Kaiser R. Tick-borne encephalitis: clinical findings and prognosis in adults // Wien. Med. Wochenschr. 2012. Vol. 162, N 11-12. P 239-243.
14. Zoldi V., Juhasz A., Nagy C., Papp Z. et al. Tick-borne encephalitis and Lyme disease in Hungary: the epidemiological situation between 1998 and 2008 // Vector Borne Zoonotic Dis. 2013. Vol. 13, N 4. P 256265.
15. Yang Y., Du D. Progress in research of tick-borne encephalitis // Zhonghua Liu Xing Bing Xue Za Zhi. 2016. Vol. 37, N 10. P 1435-1438.
16. Amicizia D., Domnich A., Panatto D., Lai PL. et al. Epidemiology of tick-born encephalitis in Europe and its prevention by available vaccines // Hum. Vaccines Immunother. 2013. Vol. 9, N 5. P 1163-1171.
17. Mohareb E., Christova I., Soliman A., Younan R. et al. Tick-born encephalitis in Bulgaria, 2009 to 2012 // Euro Surveill. 2013. Vol. 18, N 46. pii: 20635.
18. Dobler G., Gniel D., Petermann R., Pfeffer M. Epidemiology and distribution of tick-borne encephalitis // Wien. Med. Wochenschr. 2012. Vol. 162, N 11-12. P 230-238.
19. Kunze U. Tick-borne encephalitis - a notifiable disease: report of the 15th Annual Meeting of the International Scientific Working Group on Tick-borne encephalitis // Ticks Tick Born Dis. 2013. Vol. 4, N 5. P. 363-365.
20. Рычкова О.А., Скрипченко Н.В., Кашуба Э.А. Дисфункция иммунной системы в патогенезе развития осложнений менингококковой инфекции у детей // Инфекц. бол. 2007. Т. 7, № 2. С. 32-37.
References
1. Skripchenko N.V., Vil’nits A.A., Skripchenko E.Yu., Ivanova M.V., et al. Neuroinfections in children in modern conditions. Prakticheskaya meditsina [Practical Medicine]. 2017; 111 (10): 7-15. (in Russian)
2. Volkova L.I., Kovtun O.P, Galunova A.B. Clinic of acute and chronic forms of tick-borne encephalitis in the Middle Urals. Vestnik Ural’skoy gosudarstvennoy meditsinskoy akademii [Bulletin of the Ural State Medical Academy]. 2010; 21: 59-69. (in Russian)
3. Kovalev D.D, Feoktistova N.O. Clinical and epidemiological characteristics of tick-borne encephalitis at the present stage. Medicus. 2016; 12 (6): 46-7. (in Russian)
4. Aitov K.A., Burdanova T.M., Verkhozina M.M., Demina V.T., et al. Tick-borne encephalitis in Eastern Siberia: etiology, molecular epidemiology, clinical features. Infektsionnye bolezni: novosti, mneniya, obuchenie [Infectious Diseases: News, Opinions, Training]. 2018; 7 (3): 31-40. (in Russian)
5. Budnik V.A., Gorky I.S., Yunusova R.A., Chuprova G.A. Clinical and epidemiological characteristics of tick-borne encephalitis. In: Medicine of Tomorrow. Chita, 2018: 194-5. (in Russian)
6. Kazantseva E.D., Kazantsev A.Yu., Petrova A.G., Kirillova T.A. the Structure and features of the clinical picture of tick infections in children of the Irkutsk region. Acta Biomedica Scientifica. 2019; 4 (1): 26-30. (in Russian)
7. Lyubeznova O.N., Bondarenko A.L. Clinical and epidemiological aspects of tick-borne encephalitis in the endemic region of the European part of Russia. Zhurnal infektologii [Journal of Infectology]. 2016; 8 (2): 32-9. (in Russian)
8. Bondarenko A.L., Poponin N.M. Clinical and epidemiological characteristics of tick-borne encephalitis in the Kirov region at the present stage. Infektsionnye bolezni [Infectious Diseases]. 2019; 17 (1): 124-30. (in Russian)
9. Ladygin O.V., Bykov I.P., Romanenko V.V., Chistyakova L.G., et al. Analysis of tick-borne encephalitis incidence in the Middle and southern Urals for the period 2011-2015. Natsional’nye prioretety Rossii [National Priorities of Russia]. 2016; 44 (4): 41-4. (in Russian).
10. Pogodina V.V., Shcherbinina M.S., Skrynnik S.M., Bochkov N.G., et al. Epidemiological situation on tick-borne encephalitis and vaccine prophylaxis in Kurgan region (1983-2017). Epidemiologiya i vaktsinoprofilak-tika [Epidemiology and Vaccine Prophylaxis]. 2018; 17 (4): 101. (in Russian)
11. Honig V., Svec P., Halas P., Vavruskova Z., et al. Ticks and tick-borne pathogens in South Bohemia (Czech Republic) - Spatial variability in Ixodes ricinus abundance, Borrelia burgdorferi and tick-borne encephalitis virus prevalence. Ticks Tick Borne Dis. 2015; 6 (5): 559-67.
12. Kaiser R. Tick-borne encephalitis. Nervenarzt. 2016; 87 (6): 667-80.
13. Kaiser R. Tick-borne encephalitis: clinical findings and prognosis in adults. Wien Med Wochenschr. 2012; 162 (11-12): 239-43.
14. Zoldi V., Juhasz A., Nagy C., Papp Z., et al. Tick-borne encephalitis and Lyme disease in Hungary: the epidemiological situation between 1998 and 2008. Vector Borne Zoonotic Dis. 2013; 13 (4): 256-65.
15. Yang Y., Du D. Progress in research of tick-borne encephalitis. Zhonghua Liu Xing Bing Xue Za Zhi. 2016; 37 (10): 1435-8.
16. Amicizia D., Domnich A., Panatto D., Lai P.L., et al. Epidemiology of tick-born encephalitis in Europe and its prevention by available vaccines. Hum Vaccines Immunother. 2013; 9 (5): 1163-71.
17. Mohareb E., Christova I., Soliman A., Younan R., et al. Tick-born encephalitis in Bulgaria, 2009 to 2012. Euro Surveill. 2013; 18 (46). pii: 20635.
18. Dobler G., Gniel D., Petermann R., Pfeffer M. Epidemiology and distribution of tick-borne encephalitis. Wien Med Wochenschr. 2012; 162 (11-12): 230-8.
19. Kunze U. Tick-borne encephalitis - a notifiable disease: report of the 15th Annual Meeting of the International Scientific Working Group on Tick-borne encephalitis. Ticks Tick Born Dis. 2013; 4 (5): 363-5.
20. Rychkova O.A., Skripchenko N.V., Kashuba E.A. Immune system dysfunction in the pathogenesis of the development of complications of meningococcal infection in children. Infektsionnye bolezni [Infectious Diseases]. 2007; 7 (2): 32-7. (in Russian)